В.П. Мелихов

Из цикла Есть ли у нас Будущее?

Ранее, я писал о встречах с группой преподавателей из бывшей Академии Народного Хозяйства при Совмине СССР (которую я окончил в 91-м году), о рассматриваемых с ними вопросах и о лекции, которую я проводил для их студентов.
В этот раз мои бывшие преподаватели приехали к нам со своими друзьями и семьями. Все они в разное время раньше уже бывали у нас, музей видели, а в этот раз решили погулять по усадьбе и перенять опыт благоустройства территории.

Цветами, горками и всевозможными растениями интересовалась больше женская часть компании, а мужчины же старались продолжить прежний наш разговор о том, что ждет экономику России, давая прогнозы по тем или иным сценариям её развития, исходя из своего опыта и знаний. Постепенно вопросы благоустройства отошли на второй план, и в главный спор с интересом включились и женщины. Суть этого разговора я и хотел бы пересказать, так как считаю его довольно важным, т.к. ошибка в оценке настоящего положения дел сулит очень тяжелые последствия в будущем. Этических норм я не нарушу, поскольку ещё при первой встрече спрашивал у наших гостей, могу ли я написать по поводу этой встречи сообщение со своими выводами - они согласились. И в этот приезд они также подтвердили, что не возражают, если свои выводы по рассматриваемым вопросам я озвучу публично.

Итак, исходная точка нашей беседы: они, как и я (и здесь мы абсолютно едины во мнении), полагают, что существующая экономическая модель, сформированная в России, её законодательная и правовая база не дают экономике страны встать на путь эволюционного развития.
Но далее – в вопросе «Как исправить такое положение дел?» – наши пути расходятся.

Ими было высказано множество вариантов, мало чем отличающихся друг от друга, но сводящихся в основном к теоретическим постулатам реализации различных экономических моделей. Слушая все их обоснования, в пользу той или иной теории, я лишь изредка уточнял у них некоторые моменты, а когда накал спора стал снижаться, задал им вопрос: «Скажите, вот любое из высказанных вами предложений (неважно, какое, любое из представленных) – кто будет претворять в жизнь?»
Они удивлено посмотрели на меня и сначала не нашлись с ответом. Потом один из присутствующих заявил, что была бы политическая воля руководства страны, а люди найдутся. Тогда я спросил иначе: «А где искать этих людей и в каком месте они найдутся?»

И вот тут их ответ меня ошарашил тем, что, по их мнению, для отыскания таких людей нужно создавать лифты роста и карьерного подъема и т.д. и т.п – то есть ВНОВЬ искусственно создавать механизмы, которыми, как всегда, воспользуются те, кто их создавал и их же ближний круг.

В качестве примера они привели советский опыт подобного продвижения по служебной лестнице в ряде отраслей народного хозяйства времен перестройки (как раз время моего обучения в АНХ и их преподавания в ней). В том числе указав и на моё назначение в 26 лет главным инженером завода, а в 30 – уже его директором, как показательный пример подобного механизма.

Вот тут пришлось уже мне высказать своё мнение, объясняя им всю ущербность, на мой взгляд, их предложений, которые исключают из предложенных ими вариантов САМОЕ ГЛАВНОЕ: человеческую индивидуальность, его творческий потенциал, его способности и приобретенный им в своей деятельности опыт. Так как именно эти черты и качества человека позволяют творить, создавать и, самое главное, добиваться конкретного результата, осуществляя внедрение той или иной программы.

Во-первых, относительно идеализации советских «механизмов карьерного лифта» либо любого иного профессионального продвижения – это полная утопия и самообман. И для простоты объяснения я сослался именно на себя, в том примере, где и они выбрали меня в качестве подтверждающего их слова образца.

Ещё перед тем, как попасть на завод после института (обучаясь в школе и в том же институте), я прекрасно видел, как и за счет чего осуществляется успешная карьера тех или иных людей. Чьи дети имеют бОльшие шансы на хорошую работу – тоже было очевидно. Подавляющее большинство учившихся в институте (таких, как и я - из шахтерских семей), хорошо понимали, что после его окончания – должность мастера цеха это потолок, а вот сын начальника шахты или директора магазина, наверняка, будет устроен в какой-нибудь отдел начальником.

И так происходило практически повсеместно. Я окончил институт с золотой медалью, распределился первым в институте. По прибытии на завод меня поставили на самую низкую в профессиональном плане работу – машинистом цементных мельниц. Никому не было дела ни до моей медали, ни до того как я учился и был ли у меня опыт. За мальчика из шахтерской семьи никто не хлопотал, поэтому поставили туда, где нужно было заткнуть дырку, т.к. на этих мельницах, 1939 года выпуска, никто не хотел работать. Они пылили так, что не помогал ни один респиратор.

А вот дальше, действительно, начался мой рост, но пошёл он не по причине моей наработанной профессиональной подготовленности и умений (реально имевшихся, без всякой ложной скромности), а совсем по другим причинам.
Подольский цемзавод являлся заводом, обладающим особым статусом – он поставлял цемент на самые важные стройки Москвы и объекты, строительство которых вёл Средьмаш – это оборонка и КГБ. Любой сбой поставок цемента тут же расценивался как ЧП с приездом комиссии и вытекающими из этих проверок нагоняями для руководства завода.

На тот момент, когда я работал машинистом цементных мельниц, кадровый состав по основным специалистам был следующий:
- Директор завода – его тесть работал в областном комитете партии, поэтому он перетащил своего зятька со Ставрополья поближе к Москве и пристроил директором на завод.
- Главный инженер – его отец работал в кадрах Министерства Промстройматериалов СССР и отвечал за набор и отправку специалистов за рубеж, на работу на строящиеся и эксплуатируемые цемзаводы (в основном это Африка и Ближний Восток). Но там платили бонами, которые приравнивались к валюте и на которые в СССР в магазинах «Березка» можно было покупать импортные товары. Его тоже никто не рисковал трогать, чтобы не портить отношения с его папой.
- Заместители директоров, главный механик, главный энергетик, главный технолог, начальники цехов… схема приблизительно такая же: у кого – жена директор ювелирного магазина, у кого-то – дедушка ветеран ВЧК и т.д. и т.п.

Нещадной эксплуатацией завода и увеличенными поставками цемента на объекты Олимпиады в Москве, завод просто добили. С 1981 года он хронически стал не выполнять план и срывать поставки, ставя под удар пуск особо важных объектов. Комиссии уже просто не уезжали с завода, ежедневно считая каждую выпущенную тонну и распределяя её на более важный объект.

Вот в этот момент, находясь под жутким прессом, «сверху» и стали искать пути, как обеспечить план выпуска. Методика «продвижения по службе» была выбрана в этот момент очень простая: тех, кто выполнял план по выпуску цемента, из машинистов переводили в мастера цеха. Я план выполнял – меня перевели мастером. Далее тех, кто выполнял план всего цеха уже в качестве мастера переводили в начальники цеха. Я выполнял – меня через год поставили начальником цеха. Но завод как лихорадило – так и продолжало лихорадить, начальник одного цеха, каким бы передовиком производства он ни был, повлиять на успех всего завода, естественно, не мог.
А скандал с поставками цемента для объектов Москвы уже достиг самого верха и рассматривался на спец.заседании ЦК. Кресло зашаталось не только под директором завода, но и под Министром целой отрасли. В поисках своего спасения, он присылает на завод комиссию министерства, которая бродит по заводу и пристально оценивает всех ИТР, кто как работает.

Через месяц меня вызывают в Министерство и задают только один вопрос: «Ты сможешь обеспечить план производства по цементу, если мы поставим тебя главным инженером?» - Я ответил, что смогу, если все иные службы, главному инженеру не подчиненные (а это снабжение и поставщики сырья) обеспечат бесперебойную работу.

Так, в 26 лет от роду, я был поставлен гл. инженером на завод, продукция которого на 90 % шла по нарядам с красной полосой, обозначающей спец.поставку, которую нельзя не исполнить. Из сотен ИТРовцев завода выбрали 26-летнего парня, но не потому, что я был вундеркиндом, а потому, что критическая ситуация настоятельно потребовала приоритета профессиональных качеств над блатом и кумовством. И только когда Министр отрасли мог слететь со своей должности, только тогда он решил сделать то, что сделал: временно отодвинуть на задний план бесконечных детей, зятьёв, сватов или друзей тех, кто их продвигал по службе, поближе к Москве, не думая об их профессиональных и деловых качествах.

Работа завода выправилась, план стали выполнять, но начались срывы поставок сырья, а по снабжению – как был бардак, так и остался; и вновь проблемы, теперь уже с увеличением объема выпуска, который завод технически дать может, а обеспечение его работы сырьем не позволяет. И вновь комиссия, и вновь разборы. За год сменились 5 директоров – то с одного цемзавода (с Михайловки) поставят-снимут, то с Министерства (начальника технического отдела) назначат-снимут, то ещё кого-то пришлют, а ситуация ни на йоту в лучшую сторону не меняется.

И снова, теперь уже сам, приезжает на завод Министр и задает мне тот же самый вопрос: «Если поставим тебя директором – сможешь обеспечить выпуск того объема цемента, что в нарядах ?» – «Да, - говорю, - смогу, но если ни он, ни отдел кадров Министерства не будет мне мешать убрать с должностей тех, кто к работе не годится, и не будет препятствовать мне назначать на их должности тех, кого я посчитаю нужным».
Выхода у него особо не было – он согласился.

Всё заводоуправление за полтора месяца я поменял. На меня ежедневно клепали анонимки, их рассматривали и выносили какие-то решения, на которые я не обращал внимания, но завод заработал в полную силу, т.к. на должности специалистов я поставил не блатных и со связями, а тех, кто в этой специализации понимал толк. И завод заработал, с 1986 года не было ни одного месяца, чтобы мы срывали план.
И вновь тот же вопрос: из всей отрасли, с многотысячным коллективом ИТР, почему поставили директором завода (от поставки продукции которого зависело место Министра) 30-летнего паренька?

Да потому, что лишь паническая ситуация «наверху» потребовала нарушить благостную устоявшуюся картину, когда все кадровые вопросы в любом Министерстве, и в нашем в том числе, решались по принципу клана – сват, брат, отец, нужный человек. Такие, как я, не обладавшие ни связями, ни высокопоставленными родственниками, никаких шансов на карьерный рост не имели, как бы умны и талантливы они не были.

Мои назначения и моя столь резкая карьера не была правилом, а явилась исключением, стечением обстоятельств, благодаря тому, что место Министра висело на волоске и зависело от того, как будет поступать цемент в Москву. Не было бы этой опасности для него – я так и работал бы мастером до конца перестройки, а заводом – как управляли раньше, так и управляли бы те, кто цемент от извести не отличит.
Поэтому советский опыт «социальных и профессиональных лифтов» - это блеф, но это есть четкое отражение нынешней системы в экономике, с точно такими же клановыми взаимоотношениями. Но не это главная беда, хотя и беда эта очень большая.

Главная беда состоит в том, что вот этих пареньков в 26 и 30 лет, которыми, в случае опасности для самих создателей этой системы, можно было бы заткнуть «дырку», в России сейчас практически нет. К этому возрасту они либо уже уехали из страны и успешно работают и создают свой бизнес за рубежом; либо, набив кучу шишек и пройдя все круги ада по наездам и проверкам, полностью выгорели изнутри и сникли, забившись в угол и тихонько, еле-еле шевеля плавниками, делают то малое, что обеспечивает их спокойную и тихую жизнь.

Предшествующая эпоха выбила из активной экономической деятельности таких людей. Остались те, кто смог как-то притереться, да и то их немного. Основная же часть – это те, кто знает и умеет только одно: как выбить бюджетный подряд, как его использовать так, чтобы максимально от него отгрызть, как монополизировать отрасль либо сектор экономики и уничтожив конкурентов, через властные полномочия, творить в этой отрасли всё, что ни пожелаешь. Но это всё – не профессиональная и не деловая деятельность, это жульничество, которое экономику не развивает, а её гробит.

Именно созданная в таком виде предпринимательская среда создала, в свою очередь, приоритеты и устремления нынешней молодёжи – стремиться попасть в бюджетную сферу либо на чиновничью должность, либо в силовые ведомства, четко осознавая, что бизнесом в России заниматься невозможно.

Когда я менял главных специалистов на заводе, я объехав часть производств, набрал 15 человек специалистов (частью и из нашего коллектива) за один месяц. Сегодня я главного энергетика к себе на предприятие не могу найти полтора года – только из пенсионеров.
Именно поэтому сейчас уже практически нет людей, способных реализовать любую из предложенных вами теорий, а завтра их вообще не будет. Тогда кто?

Пока я все это объяснял, была гробовая тишина. Но, окончив приводить доводы, тишина стала даже уже неловкой. Поэтому, не услышав от профессуры никаких слов возражений, я продолжил.

- Не об экономических теориях нужно сегодня говорить – ни одна из них не сработает, нужно говорить О ПОЛИТИЧЕСКОЙ СМЕНЕ КУРСА В НАШЕЙ СТРАНЕ. О предоставлении свободы и права, о равноправии перед законом, о демонополизации экономики, о кардинальном изменении законодательной базы в экономической деятельности. Говорить необходимо о ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРЕОБРАЗОВАНИЯХ, способных создать социальную и экономическую среду, в которой смогли бы взращиваться и пробивать САМОСТОЯТЕЛЬНО себе дорогу одаренные люди, не боясь быть посаженными или забитыми властью. Они смогут в будущем реализовать то, что вы предлагаете, выбрав лучшее из предложенного, т.к. своими мозолями будут это лучшее чувствовать.

Гости мои грустно посмотрели мне в глаза и заявили, что это уже не их предмет изучения – ЭТО ПОЛИТИКА, А ОНИ ЭКОНОМИСТЫ, которые в политику лезть не хотят.

Теперь уже с грустью смотрел на них я, думая при этом, как же тщетны будут все их усилия, если не поймут они главного: без свободного человека в стране ничего изменить к лучшему не возможно. Но и свободный человек сам по себе не появляется, он требует среды, в которой данную свободу он может проявить и утвердиться, реализовав свой творческий потенциал. Развить его, приобрести опыт, повысить профессионализм.

Вот так, молча, думая каждый о своем, мы и стали прощаться. Время было уже за 7 вечера, и мне нужно было доделать то, что я не закончил вчера по очередному месту на усадьбе, требующему благоустройства. А вся их группа решила пройтись еще раз по усадьбе и посмотреть, что можно было бы перенять из увиденного и сделать у себя.

Работал я недалеко от входных ворот, и уже выходя из усадьбы, они остановились около меня и спросили: как мне удалось бывшую свалку стройматериалов превратить в столь благоустроенную территорию? На что я ответил: благодаря внутренней и более менее финансовой свободе, труду и желанию жить в той среде, которая мне по душе. Этим качествам и должно быть посвящено обучение их студентов, если они хотят, чтобы их студенты стали основой будущего развития нашей страны. Это первое.

И во-вторых, нужно каждый день находить один-два часа для работы по благоустройству. За день сделанное мало заметно, но в год, даже если таких дней будет около 200, то это уже составит 200-400 часов – а это практически 25-50 полновесных рабочих дня, которые вы бы никогда в течение года не нашли. Нужно каждый день делать малое, чтобы в совокупности, спустя какое-то время, оно смогло стать большим.

Разумеется, благоустройство, дорожки, цветники и т.п. – это всего лишь примитивный образ. Через который я хотел бы показать просто, на пальцах. Что ЛЮБАЯ иная созидательная деятельность, в ЛЮБОЙ сфере экономики имеет один и тот же принцип. Начатое малое в своей совокупности всегда приводит к бОльшему результату, для этого нужно просто начать и постепенно двигаться вперед, оттачивая своё мастерство и навыки, приобретая опыт и сноровку.

Источник: Из цикла Есть ли у нас Будущее?